Продукцию киноиндустрии можно рассматривать как «коллективное бессознательное» общества, т.е. царящих в нем настроений и системы ценностей. Повторяющиеся из фильма в фильм популярные образы, позволяют сделать выводы о закономерности их доминирования в определенной группе в конкретный период. Если Международный кинофестиваль «Дидор», проходящий в Душанбе фокусируется на серьезном авторском таджикском кино, то мы решили подвергнуть анализу именно современные массовые таджикские фильмы, произведенные на частных студиях, которые с легкостью находят путь к зрителю не на большом экране, а на DVD. Данная продукция впервые является предметом киноведческого исследования и реконструкции социокультурного портрета таджикского общества. Необходимо отдать должное молодым режиссерам-энтузиастам, которые в отсутствии ощутимой поддержки кинематографу, часто за счет собственных средств, в условиях отсутствия кинорынка, снимают фильмы.
Необходимо заметить, что на предыдущем этапе развития таджикского кино (как авторского, так и популярного), в фильмах
В массовой визуальной культуре Таджикистана последних лет появилась тенденция создания короткометражных фильмов-клипов, в которых главная роль исполняется певцом-продюссером с тем, чтобы, в условиях спроса на отечественную кинопродукцию, увеличить продажу дисков с собственными песнями. Данные «короткометражки» внезапно обрываются вклинившейся песней, ради которой было создано все предыдущее действие, и которая должна явиться основным ключом ко всему фильму. Но нам хотелось бы акцентировать внимание на главном герое, который зачастую является представителем мафиозных структур. Например, в фильме «Жизнь» («Зиндаги», 2015, продюсер Б.Рафи) герой — наемный убийца, которого мафиозная банда (объективная сила) подставляет, следуя неизвестному зрителю мотиву: пребывая в неведении, герой жестоко расправляется с семьей собственной невесты и с самой девушкой. Далее герой, осознав свою ошибку и утрату, мстит за «обман», расправившись со всей мафиозной бандой и покончив жизнь самоубийством. То есть, следуя логике этого 30 минутного фильма «Жизнь» вовсе не порицается убийство, но однозначно нельзя убивать своих близких. Самое примечательное, что Антигерой, возведенный в качество героя, который перекладывает ответственность за собственные негативные действия на внешние обстоятельства, становится приемлемой фигурой в обществе.
А теперь рассмотрим два других фильма, в которых моделируется такая архаичная ситуация для таджикского кино, как неравный брак. Это комедия «Двадцать дней моего богатства» («20 рузи бойгарии ман», 2012, реж. А. Равшанов) и мелодрама «Сиротская любовь-1» («Ишки ятим-1», 2014, реж. З. Саидшо). Но если в исторических таджикских фильмах советского периода фигурировал сюжет женитьбы богатого бая и несчастной девушки из бедной семьи, то героями современных отношений становятся рабочий-дехканин и девушка из очень зажиточной семьи. В сущности это история Золушки со смещенным гендерным акцентом. Пожалуй, протогероем этих фильмов мы можем назвать мальчика из картины «Статуя любви» (2003) У. Мирзоширинова, которая ознаменовала собой появление нового таджикского игрового кино после периода малокартинья, когда производились только документальные фильмы. Этот мальчик влюблялся в «неравную» (взрослую, состоявшуюся профессионально) девушку.
«Двадцать дней моего богатства» — комедия положений. Молодой парень-дехканин, которому поручена охрана огромного особняка в Душанбе, выдает себя за его владельца для того, чтобы завоевать симпатию девушки-сироты. Необходимо отметить закономерность, с какой современные таджикские режиссеры не обременяют себя деталями, разработкой характеристик персонажей, логики их поведения и мотивов. Так, в вышеупомянутом фильме остается неизвестным происхождение девушки и причины ее сиротства. Известно одно: она является студенткой университета и у нее есть немалые материальные средства, происхождение которых вызывает сомнение, тем более что в фильме нет ни одной сцены, в которой она зарабатывала бы деньги. Итак, о чем же фильм? Молодая девушка-сирота становится содержанкой дехканина, который притворяется богачем. Для того, чтобы завоевать ее сердце дехканин проходит курс «городского дэнди», т.е. учится заниматься спортом, моде, походке, манере поведения и общения, превращаясь из обыкновенного провинциального парня в сердцееда. При этом он распоряжается чужими деньгами с чьей-то кредитки на капризы девушки и на благотворительность. Но какого удивление дехканина, когда в развязке фильма девушка-сирота приобретает этот особняк и признается, что знала о его обмане. Ему становится неловко, и он удаляется в деревню. Но влюбленная девушка, найдя его, увозит на лимузине, перед этим выкинув кетмень (соху), который ему больше не нужен... Можно отметить, что данный фильм представляет т.н. «мечту», «иллюзорный мир», в котором стоит появиться волшебной фее в образе стилиста или богатой возлюбленной, как жизнь обычного парня преобразится.
Впечатляет, что таджикские фильмы последних лет преимущественно строятся на противопоставлении бедных и богатых, и подчеркивании социальных различий. Так, в мелодраме «Сиротская любовь» главная героиня тоже является сиротой, которую в детстве удочерила богатая семья. Но пришло время выдавать девушку замуж, а она влюбилась в автослесаря, чем вызвала негодование семьи. На протяжении всего фильма звучат презрительные реплики о представителе рабочей специальности, что позволяет судить об обесценивании самого труда в обществе. Канули в небытие фильмы о рабочем классе, которые формировали определенное мировоззрение. Далее приемный отец девушки восклицает, что она «была куплена за деньги и за деньги будет продана». В целом, для ряда таджикских фильмов последних лет, как короткометражных, так и полнометражных, созданных как на новой согдийской студии им. К. Ярматова («Паймон» (2014), «Коса» (2015) М. Музафари), и на частных душанбинских студиях характерна тенденция «демонизации» женских персонажей, то есть превращения их в корень зла. Появление таких «femme fatale», которые осуществляют супружеские измены, убивают любящих супругов, строят семейные козни и т.д. трактуется как обесценивание отношения к женскому полу. При этом положительные девушки (домохозяйки или неизвестного рода занятий) являются сиротами и неминуемо погибают, а матери семейств оказываются домашними тиранами и стратегами коварных преступлений.
Однако в последнем фильме «Сиротская любовь-1» присутствует новый элемент, т.н. закон кармы, возмездия. Влюбленный ревнивец, которому девушка отказала, предпочтя автослесаря, замышляет план мести. Он связывается с криминальной группой, которая должна по его просьбе и за определенную сумму избить соперника. Но ревнивец после избиения автослесаря расплачивается малой суммой, и сам становится жертвой криминала. Таким образом, эта сцена иллюстрирует порочный круг, в котором люди ослеплены только одной мотивацией — местью.
В целом именно на мести, как орудии самоутверждения, сконцентрировано большинство современных таджикских фильмов. А этические рассуждения в духе «Око за око ослепляет весь мир» уступают новой ценности — доминированию в обществе права сильнейшего. Персонажами фильмов владеет только инстинкт самосохранения и сохранения своих близких. Наглядной иллюстрацией новых взаимоотношений является фильм-экшн «Сукут-2» («Молчание», 2013, реж. С. Гафури). Сюжет фильма довольно сумбурный; во-первых в силу нескольких главных историй, которые с успехом могут существовать независимо друг от друга; во-вторых, большое количество второстепенных персонажей, которые способствуют общему нагромождению сюжета. Видимо режиссер, который по совместительству исполнял роль главного героя, хотел рассказать о многом, но не мог сконцентрироваться на основной линии повествования, отбросив лишнее. Итак, драма разворачивается вокруг международной сделки о самом крупном изумруде в мире, которым пытается завладеть большая часть персонажей фильма, и на этом фоне двое друзей детства пытаются спасти от гибели третьего товарища. Однако данный фильм интересен ввиду следующих аспектов:
— Наглядно демонстрируемой лингвистической полярности героев, как противопоставлении двух-трех миров. То есть герои общаются на таджикском, американском слэнге и русском, при этом язык является идентификацией персонажа с определенной группой и подчеркивает его нравственные характеристики. Так, один из троих друзей детства — положительный герой — теряет память и превращается в манкурта, который забывает родную речь — таджикский язык, а вместе с ним всех своих родных и друзей. При этом он подпадает под влияние таджикской мафии в России, постепенно превращаясь в бесчеловечного монстра, разрушает все подряд и стремится к легкой наживе. Промежуточным языком коммуникации между криминальными мирами трех стран (Таджикистана, России и США) является американский слэнг, синтезированный с таджикской речью, потому что выходцы из Таджикистана, видимо по численности и ареалу расселения стали конкурировать с китайцами и индийцами, и как следует из фильма, например, водителя-таджика легко можно встретить в США, остановив любое такси.
— К сожалению, данный фильм отмечен изощренным садизмом, который выражается в смаковании пыточных действий. Например, в индийском кинематографе уже несколько десятков лет запрещено подобное смакование жестоких расправ и кровопролития на экране, что способствует режиссерскому поиску альтернативных кинематографических решений. А впечатление жестокости сцены часто создается именно в зрительских умах, тогда как крупные детали вовсе могут отсутствовать. Однако взаимоотношения персонажей фильма «Сукут-2» построены именно на противопоставлении «свой-чужой», для которых убить ничего не стоит. Привыкшие к убийству, как положительные, так и отрицательные персонажи не мучаются ни угрызениями совести, ни страхом наказания. В картине отсутствует гуманизм, а люди превращаются в машины, руководствуясь только инстинктами. Всему виной нечеткая авторская позиция, неопределенность мировоззрения режиссера, который как бездумный кукловод сталкивает персонажи-сомнамбулы. И продукция такой массовой культуры могла бы считаться безвредной, если бы не апеллировала к нашим этическим ценностям.
— Персонажи фильма «Сукут-2» отличает религиозность, которая характерна и для других таджикских фильмов. В целом ее можно назвать «бытовой» религиозностью, которая проявляется в молитвах и родительских благословениях, и не исключает проявление агрессии со стороны верующего.
— Как следует из драматургической структуры фильма, внезапно появляющиеся и исчезающие женщины практически не несут смысловой нагрузки. Так, на протяжении всего фильма отсутствуют намеки на любовные привязанности троих друзей, а романтическая линия появляется только в последних двух сценах — сцене гибели главного героя и свадьбе оставшихся в живых друзей, которая празднуется после расправы над мафиозной структурой.
— В данном фильме происходит подмена идейности. Одной из запоминающихся сцен именно в силу своего лобового решения, является сцена разговора положительного агента таджикского уголовного розыска с коррумпированным российским агентом, в уста которого вкладывается фраза о миссии таджикской нации. Разработанная неумело сцена, заряженная общей агрессивностью фильма, способна агитировать появлению любого рода конфликтов. А всем нам знакомо с какой легкостью разлетаются с экрана в народ реплики киногероев. И на наш взгляд подобные фильмы в скором времени рискуют занять идейную нишу в обществе.
Продукция современной таджикской визуальной культуры в духе «нуара» с крестными отцами — «падаркалонами» (тадж.) и мстящими героями романтизируют подпольный мир и преступления. В целом рассмотренные фильмы не реалистичны, в них множество нестыковок, алогизма, однако они моделируют некую реальность, в котором рядовой зритель способен прочитать скрытые вызовы и на время оказаться в их власти.
В республике развивается бурное строительство, открываются международные офисы и представительства, появляются новые специальности. Но где фильмы, которые бы отразили ценности современных молодых таджика/таджички, получивших образование за рубежом, свободно владеющих несколькими иностранными языками, работающих в успешной корпорации? Где наше поколение «белых воротничков»? Почти нет фильмов о мирной столичной жизни, за исключением сериалов, в которых вновь мелькает криминал. Однако мы можем вспомнить сцену из довольно популярного в 2009 году телесериала «Неосознанно меня унижаешь» («Бехуда хорам мекуни», реж. С. Гафурзод), в которой фигурируют две дочери состоятельных родителей, получившие образование в Европе и, поддавшись тлетворному влиянию Запада, превратились в «бемаъни» (от тадж. «глупый», «пустой»). Девушки были выставлены в невыигрышном свете, порицаясь авторами сериала и телезрителями. Таким образом, ввиду отсутствия фильмов об образовании, интеллигенции, честно заработанном общественном признание, можно сделать выводы о том, что данные категории потеряли свою ценность, освободив место материальному успеху.
Послесловие: романтизация войны.
Немецкий историк кино З. Кракауэр в работе «Психологическая история немецкого кино: от Калигари до Гитлера» приводит пример того, как молодые немцы под влиянием американских вестернов о неведомых экзотичных странах, головокружительных приключениях, романтике, борьбы за справедливость, осознания никчемности собственных жизней и скуки, записывались добровольцами на первую мировую войну. В свете данного отступления целесообразно переосмысление современных таджикских криминальных драм, а также кинопродукции других стран (турецкой, арабской, российской, голливудской, болливудской), которая представлена на прилавке. Подводя итоги нашего анализа необходимо упомянуть, что если в обществе увеличивается количество преступлений и самоубийств, то это говорит о развивающемся общественном кризисе. Немалую роль в формировании здорового мировоззрения играет именно массовая визуальная культура, которая способна смоделировать другой, комфортный для уставшего зрителя мир, развить в нем этические ценности, как всеобщие, так и приемлемые в его культуре, привить чувство прекрасного, и снять общественное напряжение, не усугубляя его.